|
|
|
B. Г. Короленко
В дурном обществе. Глава V (окончание)Под окном сидела с кучкой цветов, перебирая их, по своему обыкновению, Маруся. Струя света падала на её белокурую голову, заливая её всю, но, несмотря на это, она как-то слабо выделялась на фоне серого камня странным и маленьким туманным пятнышком, которое, казалось, вот-вот расплывётся и исчезнет. Когда там, наверху, над землёй, пробегали облака, затеняя солнечный свет, стены подземелья тонули совсем в темноте, а потом опять выступали жёсткими холодными камнями, смыкаясь крепкими объятиями над крохотною фигуркой девочки. Я поневоле вспомнил слова Валека о «сером камне», высасывавшем из Маруси её веселье. — Валек! — тихо обрадовалась Маруся, увидев брата. Когда же она заметила меня, в её глазах блеснула живая искорка. Я отдал ей яблоки, а Валек, разломив булку, часть подал ей. Я переминался и ёжился, чувствуя себя как будто связанным под гнетущими взглядами серого камня. — Уйдём... уйдём отсюда, — дёрнул я Валека. — Уведи её... И мы втроём поднялись из подземелья. Валек был грустнее и молчаливее обыкновенного. — Ты в городе остался затем, чтобы купить булок? — спросил я у него. — Купить? — усмехнулся Валек. — Откуда же у меня деньги? — Ты, значит, украл?.. — Ну да! — Воровать нехорошо, — проговорил я затем в грустном раздумье. — Наши все ушли... Маруся плакала, потому что она была голодна. — Да, голодна! — с жалобным простодушием повторила девочка. Я не знал ещё, что такое голод, но при последних словах девочки у меня что-то повернулось в груди, и я посмотрел на своих друзей, точно увидел их впервые. Валек по-прежнему лежал на траве и задумчиво следил за парившим в небе ястребом. А при взгляде на Марусю, державшую обеими руками кусок булки, у меня заныло сердце. — Почему же, — спросил я с усилием, — почему ты не сказал об этом мне? — Я и хотел сказать, а потом раздумал: ведь у тебя своих денег нет. — Ну так что же? Я взял бы булок из дому. — Как, потихоньку? — Д-да. — Значит, и ты бы тоже украл. — Я... у своего отца. — Это ещё хуже! — с уверенностью сказал Валек. — Я никогда не ворую у своего отца. — Ну, так я попросил бы... Мне бы дали. — Ну, может быть, и дали бы один раз — где же запастись на всех нищих? — А вы разве... нищие? — спросил я упавшим голосом. — Нищие! — угрюмо отрезал Валек. Я замолчал и через несколько минут стал прощаться. — Ты уже уходишь? — спросил Валек. — Да, ухожу. Я уходил потому, что не мог уже в этот день играть с моими друзьями по-прежнему, безмятежно. Хотя любовь моя к Валеку и Марусе не стала слабее, но к ней примешалась острая струя сожаления, доходившая до сердечной боли. Дома я рано лёг в постель. Уткнувшись в подушку, я горько плакал, пока крепкий сон не прогнал своим веянием моего глубокого горя.
|
|
|