|
|
|
Саша Чёрный
Игорь-РобинзонОтец уехал по делам в Париж. Мама с экономкой ушли в соседнее местечко за покупками. Игоря не взяли, — до местечка три километра да обратно три. Жара, он «слабый», он устанет... И не надо! Слабый... А мама не слабая? Вчера по парку и вокруг пруда он километров восемнадцать рысью проскакал. Попробовала бы экономка за ним угнаться... И потом в сарайчике на вытянутой руке жестянку с краской десять секунд держал. Слабый... Игорь заглянул на кухню, выпросил у кухарки кусок теста, вылепил из него бюст Гоголя и поставил на скамейку сохнуть на солнце. Но пришёл индюк, выругался на своём индюшачьем языке, клюнул Игоря в кушак, а Гоголя съел. Дурак надутый! На лужке за тополями паслась корова. Не очень- то с ней поиграешь в красном галстуке... У тореадора — шпага, а у Игоря только ореховый прут. И теленок её тоже нелепое созданье. Чуть увидит мальчика, сейчас же подойдет боком, защемит губами угол курточки и давай сосать. Это новую-то курточку! И вспомнил: у пристани на пруду — лодка. Можно покачаться, половить на английскую булавку рыбу, поднять адмиральский флаг — голубой носовой платок на пруте. Мало ли что можно. Запрещено одному кататься в лодке. Но сидеть в лодке, когда она на замке и цепочке, — разговору об этом не было... Побежал-побежал, наискось через парк, сквозь цепкую повилику, колючую ежевику, кусачую крапиву. Продрался к пристани, влез в лодку и стал воду ржавой жестянкой вычерпывать. Флаг поднял, на скамейку газетный лист подстелил — неудобно же адмиралу на мокрой доске сидеть, — сел и давай лодку раскачивать. Волны справа, волны слева, по тихому пруду зыбь побежала... Зажигательное стекло из кармана вынул и стал сквозь него вдаль смотреть, будто в подзорную трубку: на горизонте тучи, корабль скрипит по швам, в парусах штормовой ветер гудит... «Свистать всех наверх!» И докачался. Цепочка натянулась, вырвала из трухлявого столба крючок и вместе с замком хлопнулась в воду. Обернулся Игорь — пристань в пяти шагах качается — кланяется. До свидания, адмирал! Адмирал, однако, не растерялся, схватил со дна весло, еле поднял, хотел за пристань зацепиться — далеко... А лёгкий ветерок залопотал в тополях вокруг пруда и боком понёс лодку на середину прямо к тенистому островку. Игорь веслом в одну сторону поболтал, в другую, весло упрямое, всё норовит из уключины выскочить и мальчика рукояткой на скамейке опрокинуть. Бросил весло, притих и стал ждать, куда Бог вынесет. А сердце на весь пруд колотится. Зашипела над лодкой зелёная лоза, кролики по кустам брызнули; лодка вздрогнула и остановилась. Остров! Что делает в первые минуты мореплаватель, прибитый бурей к необитаемому острову? Осматривает своё владение. Игорь так и сделал. Со всех сторон вода. Посредине острова резная будка, в будке охапка старого сена. Под кустами можжевельника у самых корней притаились испуганные кролики, — это их садовник сюда перевёз. Мальчик измерил остров: в длину двадцать пять шагов, в ширину — пятнадцать. Места много, очень много, — чем меньше мальчик, тем просторнее ему кажется клочок земли... А вдруг там, под будкой, клад? Или вход в подземные катакомбы, которые тянутся до самого Парижа? Ай!.. Он побежал к лодке, но поздно. Ведь он же её не привязал, — вильнула носом и отплыла!.. — Настя!.. Я потерпел кру-ше-ни-е!! Корова на лугу удивлённо подняла морду. В парке насмешливо залопотал индюк... Кухня далеко, конечно, Настя не услышит. Что же делать? Хныкать? Ни за что! Не могут же его здесь забыть надолго-надолго, пока у него не отрастёт, как у Робинзона, большая борода... К закату вернутся родители... хватятся Игоря — ну и как-нибудь догадаются, где он... А если не догадаются? Ночевать в будке, в темноте, без ужина? Чтобы холодный уж под рубашку забрался! Уснуть, конечно, и на дереве можно. В первую ночь Робинзон всегда на дереве спит. Ну, а если он свалится в воду? — Настя! Я потерпел... Нет, не стоит кричать. Только индюку удовольствие, — ишь как передразнивает. Сел Игорь на пень и задумался. К ногам, прыгая сквозь шершавые ветви, подобрались кролики, понюхали пятки. Странный мальчик, ничего им не привёз— ни капусты, ни морковки... Игорь очнулся, хотел погладить самого маленького чёрного, а они опять во все стороны так и дёрнули. Один серый толстяк так перепугался, что запутался в узловатых корнях и стал задними лапами о землю хлопать... Прилетела оса. Почему у мальчиков нет крыльев? Минута— и был бы дома... Прилетела и стала вокруг носа Игоря кружиться. И сверху и сбоку, — он пересел, а она снова и снова, хоть в воду от неё прыгай... Но Игорь догадался — вынул из кармана сладкую конфетную бумажку, положил на пень, — и оса оставила его в покое. О! Что такое? На пруду наискось от проточного канала заструилась полоска воды, точно подводная лодка под самой водой шла... Всё ближе, всё ближе к островку. Игорь всмотрелся: крыса. Ага! Значит, садовник прав, они, подлые, с мельницы приплывают сюда душить кроликов. Он ей покажет! Схватил бесстрашно камень да в неё. Второй залп!.. Третий залп! Хитрая тварь быстро спрятала усатое рыльце под воду, и шагах в десяти заструилась обратная полоска к каналу. Удрала... Ужасно. Вдруг она ночью приведёт за собой целую флотилию крыс? Приплывут и обгрызут у сонного Игоря уши. Хорош он будет без ушей... — Эй, там! Я на острове!.. Ни звука. Телёнок подошёл к воде, боднул головой тополь и вдруг, задрав пробочником хвост, поскакал, брыкаясь, вдоль ограды парка. Между островом и парком качается пустая лодка. Тополя кольцом обступили пруд и шелестят высокими вершинами. Хлопья тополевой ваты медленно кружатся над водой. Рыба плеснула хвостом... Вот ведь досада, — английская булавка в лодке осталась! Игорь вздохнул, но успокоился: щука большая, как бы он её из воды вытащил? Пожалуй, она бы его сама в пруд стянула... — Настя!
|
|
|