|
|
|
Ф. А. Искандер
Тринадцатый подвиг Геракла (страница 6)Алик у нас считался способным троечником. Его редко ругали, зато ещё реже хвалили. Кончики ушей у него благодарно порозовели. Он опять наклонился над своей тетрадью и аккуратно положил руки на промокашку. Такая уж у него была привычка. Но вот распахнулась дверь, и докторша вместе с этой Галочкой вошли в класс. Докторша сказала, что так, мол, и так, надо ребятам делать уколы. — Если это необходимо именно сейчас, — сказал Хар- лампий Диогенович, мельком взглянув на меня, — я не могу возражать. Авдеенко, на место, — кивнул он Шурику. Шурик положил мел и пошёл на место, продолжая делать вид, что вспоминает решение задачи. Класс заволновался, но Харлампий Диогенович приподнял брови, и все притихли. Он положил в карман свой блокнотик, закрыл журнал и уступил место докторше. Сам он присел рядом за парту. Он казался грустным и немного обиженным. Доктор и девчонка раскрыли свои чемоданчики и стали раскладывать на столе баночки, бутылочки и враждебно сверкающие инструменты. -Ну, кто из вас самый смелый? — сказала докторша, хищно высосав лекарство иглой и теперь держа эту иглу остриём кверху, чтобы лекарство не вылилось. Она это сказала весело, но никто не улыбнулся, все смотрели на иглу. — Будем вызывать по списку, — сказал Харлампий Диогенович, — потому что здесь сплошные герои. Он раскрыл журнал. — Авдеенко, — сказал Харлампий Диогенович и поднял голову. Класс нервно засмеялся. Докторша тоже улыбнулась, хотя и не понимала, почему мы смеёмся. Авдеенко подошёл к столу, длинный, нескладный, и по лицу его было видно, что он так и не решил, что лучше: получить двойку или идти первым на укол. Он поднял рубаху и теперь стоял спиной к докторше, всё такой же нескладный и не решивший, что лучше. И потом, когда укол сделали, он не обрадовался, хотя теперь весь класс ему завидовал. Алик Комаров всё больше и больше бледнел. Подходила его очередь. И хотя он продолжал держать свои руки на промокашке, видно, это ему не помогало. Я старался как-нибудь его расхрабрить, но ничего не получалось. С каждой минутой он делался всё строже и бледней. Он не отрываясь смотрел на докторскую иглу. — Отвернись и не смотри, — говорил я ему. — Я не могу отвернуться, — отвечал он затравленным шёпотом. — Сначала будет не так больно. Главная боль, когда будут впускать лекарство, — подготавливал я его. — Я худой, — шептал он мне в ответ, едва шевеля белыми губами, — мне будет очень больно. — Ничего, — отвечал я, — лишь бы в кость не попала иголка. — У меня одни кости, — отчаянно шептал он, — обязательно попадут. — А ты расслабься, — говорил я ему, похлопывая его по спине, — тогда не попадут. Спина его от напряжения была твёрдая, как доска.
|
|
|