II
За прилавкою сидит молодой купец,
Статный молодец Степан Парамонович,
По прозвищу Калашников;
Шелковые товары раскладывает,
Речью ласковой гостей он заманивает.
Злато, серебро пересчитывает.
Да недобрый день задался ему:
Ходят мимо баре богатые,
В его лавочку не заглядывают.
Отзвонили вечерню во святых церквах;
За Кремлем горит заря туманная,
Набегают тучки на небо, —
Гонит их метелица распеваючи;
Опустел широкий гостиный двор1.
Запирает Степан Парамонович
Свою лавочку дверью дубовою
Да замком немецким со пружиною;
Злого пса-ворчуна зубастого
На железную цепь привязывает,
И пошел он домой, призадумавшись,
К молодой хозяйке за Москву-реку.
1 Гости́ныи двор — двор, на котором шла торговля, располагались тортовые ряды. (Гостиный — от старинного слова «гости» купцы.)
И приходит он в свой высокий дом,
И дивится Степан Парамонович:
Не встречает его молода жена.
Не накрыт дубовый стол белой скатертью,
А свеча перед образом еле теплится,
И кличет он старую работницу:
«Ты скажи, скажи, Еремеевна,
А куда девалась, затаилася
В такой поздний час Алёна Дмитревна?
А что детки мои любезные —
Чай, забегались, заигралися.
Спозаранку спать уложилися?»
«Господин ты мой, Степан Парамонович,
Я скажу тебе диво дивное:
Что к вечерне пошла Алёна Дмитревна;
Вот уж поп прошел с молодой попадьей.
Засветили свечу, сели ужинать, —
И по сю пору твоя хозяюшка
Из приходской церкви2 не вернулася.
А что детки твои малые
Почивать не легли, не играть пошли
Плачем плачут, всё не унимаются».
И смутился тогда думой крепкою
Молодой купец Калашников;
И он стал к окну, глядит на улицу
А на улице ночь темнехонька;
Валит белый снег, расстилается.
Заметает след человеческий.
Вот он слышит в сенях дверью хлоппули,
Потом слышит шаги торопливые;
Обернулся, глядит — сила крестная!
Перед ним стоит молода жена,
Сама бледная, простоволосая3.
Косы русые расплетенные
Снегом-инеем пересыпаны;
Смотрят очи мутпые, как безумные;
Уста шепчут речи непонятные.
3 Простоволо́сая — с непокрытой головой. (Для замужней женщины считалось неприличным выходить так на улицу.)
«Уж ты где, жена, жена, шаталася?
На каком подворье, на площади,
Что растрепаны твои волосы.
Что одёжа твоя вся изорвана?
Уж гуляла ты, пировала ты.
Чай4, с сынками всё боярскими!..
Не на то пред святыми иконами
Мы с тобой, жена, обручалися.
Золотыми кольцами менялися!..
Как запру я тебя за железный замок,
За дубовую дверь окованную.
Чтобы свету Божьего ты не видела,
Мое имя честное не порочила...»
4 Чай — видимо, наверное.
И услышав то, Алёна Дмитревна
Задрожала вся, моя голубушка,
Затряслась, как листочек осиновый.
Горько-горько она восплакалась,
В ноги мужу повалилася.
«Государь ты мой, красно солнышко.
Иль убей меня, или выслушай!
Твои речи — будто острый нож;
От них сердце разрывается.
Но боюся смерти лютыя.
Не боюся я людской молвы,
А боюсь твоей немилости.
