|
|
|
|
|
Русские писатели XX века
В творческой лаборатории В. В. Маяковского* * * Особую роль в творчестве поэта играли его выступления. П. И. Лавут, помогавший Маяковскому в организи ции лекций, вспоминает: «Стихотворение „Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче“ на афише назыявалось просто „Необычайное“. Но с эстрады поэт объявлял его полным, даже расширенным названием („бывшее со мной, с Владимиром Владимировичем, на станции Пушкино...“). Очень громко и четко произносил „необы...“, а вторую половину слова и все последующие — быстрее, доводи до скороговорки. Еще добавлял: — Эту вещь я считаю программной. Здесь речь идет о плакатах. Когда-то я занимался этим делом. Нелегко давалось. Рисовали иногда дни и ночи. Часто недосыпали. Чтобы не проспать, клали под голову полено вместо подушки. В таких условиях мы делали „Окна РОСТА“, которые заменяли тогда частично газеты и журналы. Писали на злобу дня, с тем чтобы сегодня или на следующий день наша работа приносила конкретную пользу. Эти плакаты выставлялись в витринах центральных магазинов Москвы, на Кузнецком и в других местах. Часть их размножалась и отправлялась в другие города. Концовка „Необычайного“ звучала так: предельно громко — „Вот лозунг мой...“ и пренебрежительно, иронически, коротко — „и солнца“... Поэт читает записку: „Как вы относитесь к чтению Артоболевского?“ — Никак не отношусь. Я его не знаю. Из оркестра раздается смущенный голос: — А я здесь... Маяковский нагибается: — Почитайте, тогда я вас узнаю. Поскольку речь идет о „Солнце“, прочтите его... Затем, если вы не обидитесь, и сделаю свои замечания и прочту „Солнце“ по-своему. Артоболевский выходит на сцену. Заметно волнуясь, читает „Солнце“. Раздаются аплодисменты. Маяковский хвалит его голос, отмечает и другие положительные качества исполнения. Но он говорит, что чтецу не хватает ритмической остроты, и критикует излишнюю „игру“, некоторую напыщенность. Он находит, что напевность в отдельных местах, например в строках „Стена теней, ночей тюрьма“, неоправданна, и, наконец, подчеркивает, что нельзя сокращать название стихотворения. — Так, к сожалению, делает большинство чтецов, — намечает он, — а между тем название неразрывно связано с текстом. Все, что мной говорилось, — заключает он, относится ко всем чтецам, которых я слышал, за исключением одного Яхонтова. Затем Маяковский сам читает „Солнце“. Артоболевский поблагодарил его и отметил интересную деталь: ему казалось, что слова „...крикнул солнцу: „Слазь!“ “ нужно действительно крикнуть, а Маяковский произнес слово „слазь“ без всякого крика, но тоном чуть пренебрежительным. — Подымите руки, кто за меня? — обратился к залу поэт. — Почти единогласно...“ Намечая выставку и предлагая Лавуту помочь ему, Маяковский набрасывает, что необходимо дать на ней: «Детские книги, газеты Москвы, газеты СССР о Маяковском, заграница о Маяковском, „Окна сатиры РОСТА“ — текст-рисунки Маяковского. Маяковский на эстраде. Театр Маяковского. Маяковский в журнале. <...> Цель выставки — показать многообразие работы поэта... 30 декабря он устроил нечто вроде „летучей выставки“ у себя дома — для друзей и знакомых, которые задумали превратить все это в шуточный юбилей, близкий духу юбиляра. Маяковского просили явиться попозже. На квартиру и Гендриков переулок (теперь — переулок Маяковского) принесли афиши, плакаты, книги, альбомы... В конце этого вечера Маяковского упросили прочитать стихи. Сперва он исполнил „Хорошее отношение к лошадям“. Оно прозвучало более мрачно, чем обычно, но своеобразно и глубоко...»
|
|
|