Капитанская дочка. Глава IV

Поединок

— Ин из воль, и стань же в позитуру¹.
Посмотришь, проколю как я твою фигуру!

Княжнин.

¹ Позиту́ра — поза, положение, принимаемое при дуэли на шпагах.

Прошло несколько недель, и жизнь мои в Белогорской крепости сделалась для меня не только сносною, но даже и приятною. В доме коменданта был я принят как родной. Муж и жена были люди самые почтенные. Иван Кузмич, вышедший в офицеры из солдатских детей, был человек необразованный и простой, но самый честный и добрый. Жена его им управляла, что согласовалось с его беспечностью. Василиса Егоровна и на дела службы смотрела, как па свои хозяйские, и управляла крепости ю так точно, как и своим домком. Марья Ивановна скоро перестала со мною дичиться. Мы познакомились. Я в ней нашел благоразумную и чувствительную девушку. Незаметным образом я привязался к доброму семейству, даже к Ивану Игнатьевичу, кривому гарнизонному поручику, о котором Швабрин выдумал, будто бы он был в непозволительной связи с Василисой Егоровной, что не имело и тени правдоподобия; но Швабрин о том не беспокоился.

Я был произведен в офицеры. Служба меня не отягощала. В богоспасаемой крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов. Комендант но собственной охоте учил иногда своих солдат; но еще не мог добиться, чтобы все они знали, которая сторона правая, которая левая. У Швабрина было несколько французских книг. Я стал читать, и во мне пробудилась охота к литературе. По утрам я читал, упражнялся в переводах, а иногда и в сочинении стихов. Обедал почти всегда у коменданта, где обыкновенно проводил остаток дня и куда вечером иногда являлся Герасим с женою Акулиной Памфиловной, первою вестовщицею² во всем околотке. С А. И. Швабриным, разумеется, виделся я каждый день; но час от часу беседа его становилась для меня менее приятною. Всегдашние шутки его насчет семьи коменданта мне очень не нравились, особенно колкие замечания о Марье Ивановне. Другого общества в крепости не было; но я другого и не желал.

² Весто́вщица — (устар.) любительница рассказывать новости.

Несмотря на предсказания, башкирцы не возмущались. Спокойствие царствовало вокруг нашей крепости. Но мир был прерван внезапным междоусобием.

Я уже сказывал, что я занимался литературою. Опыты мои, для тогдашнего времени, были изрядны, а Алексадр Петрович Сумароков³, несколько лет после, очень их похвалял. Однажды удалось мне написать песенку, которой был я доволен. Известно, что сочинители иногда, под видом требования советов, ищут благосклонного слушателя. Итак, переписав мою песенку, я понес ее к Швабрину, который один во всей крепости мог оценить произведение стихотворца. После маленького предисловия вынул я из кармана свою тетрадку и прочел ему следующие стишки:

³ А. П. Сумаро́ков (1717—1777) — русский поэт и драматург.

Мысль любовну истребляя,
Тщусь⁴ прекрасную забыть,
И ах, Машу избегая,
Мышлю⁵ вольность получить!

По глаза, что мя⁶ пленили.
Всемипутно предо мной;
Они дух но мне смутили.
Сокрушили мои покои.

Ты, узнай мои напасти⁷,
Сжалься, Маша, надо мной,
Эря⁸ меня в сей лютой части⁹,
И что я пленен тобой.

⁴ Тщусь (устар.) — напрасно стараюсь.
⁵ Мы́шлю — мыслю, думаю.
⁶ Мя (устар.) — меня.
⁷ Напа́сти (разг.) — беды, горе, страдания.
⁸ Зря (устар.) — вядя.
⁹ Часть (устар.) — здесь: участь, судьба.

— Как ты эго находишь? — спросил я Швабрина, ожидая похвалы, как дани, мне непременно следующей. Но, к великой моей досаде, Швабрин, обыкновенно снисходительный, решительно объявил, что песня моя нехороша.

— Почему так? — спросил я его, скрывая свою досаду.

— Потому, отвечал он, — что такие стихи достойны учителя моего, Василья Кирилыча Тредьяковского¹⁰, и очень напоминают мне его любовные куплетцы¹¹.

¹⁰ В. К. Тредьяковский (1703 —1769) - русский поэт, переводчик, теоретик литературы. Нередко подвергался несправедливым обвинениям в бездарности и нападкам со стороны литературных противников.
¹¹ Куплею - строфа, часть песни.

Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не покажу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой угрозою. «Посмотрим, — сказал он, — сдержишь ли ты свое слово: стихотворцам нужен слушатель, как Ивану Кузмичу графинчик водки перед обедом. А кто эта Маша, перед которой изъясняешься в нежной страсти и в любовной напасти? Уж не Марья ль Ивановна?»

— Не твое дело, — отвечал я нахмурясь, — кто бы ни была эта Маша. Не требую ни твоего мнения, ни твоих догадок.

— Ого! Самолюбивый стихотворец и скромный любовник! — продолжал Швабрин, час от часу более раздражая меня, — но послушай дружеского совета: коли ты хочешь успеть, то советую действовать не песенками.

— Что это, сударь, значит? Изволь объясниться.

— С охотою. Это значит, что ежели хочешь, чтоб Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серег.

Кровь моя закипела.

<<< Страница 8 Страница 10 >>>