|
|
|
Юрий Павлович Казаков
Рассказ «Тихое утро». КазаковОн подошел к колодцу, загремел цепью и, вытащив тяжелую бадью с водой, жадно приник к ней. Пить ему не хотелось, но он считал, что лучше этой воды нигде нет, и поэтому каждый раз, проходя мимо колодца, пил ее с огромным наслаждением. Вода, переливаясь через край бадьи, плескала ему на босые ноги, он поджимал их, но все пил и пил, изредка отрываясь и шумно дыша. — На, пей! — сказал он наконец Володе, вытирая руковом губы. Володе тоже не хотелось пить, но, чтобы еще больше не рссердить Яшку, он послушно припал к бадье и стал тянуть воду мелкими глоточками, пока от холода у него не заломило в затылке. — Ну, как водичка? — самодовольно осведомился Яшка, когда Володя отошел от колодца. — Законная! — отозвался Володя и поежился. — Небось, в Москве такой нету? — ядовито прищурился Яшка. Володя ничего не ответил, только втянул сквозь сжатые губы воздух и примиряюще улыбнулся. — Ты ловил ли рыбу-то? — спросил Яшка. — Нет... Только на Москве-реке видел, как ловят, — упавшим голосом сознался Володя и робко взглянул на Яшку. Это признание несколько смягчило Яшку, и он, пощупав банку с червями, сказал как бы между прочим: — Вчера наш завклубом в Плещанском бочаге3 сома видал... 3 Боча́г — глубокая яма, залитая водой, или омут в реке; бочагом называют иногда и остаток пересохшей реки. У Володи заблестели глаза: — Большой? — А ты думал! Метра два... А может, и все три — и темноте не разобрать было. Наш завклубом аж перепугалея, думал — крокодил. Не веришь? — Врешь! — восторженно выдохнул Володя и подернул плечами; по его глазам было видно, что верит он всему безусловно. Яшка изумился: — Я вру? Хочешь, айда сегодня вечером ловить! Ну? — А можно? — с надеждой спросил Володя, и уши его порозовели. — А чего... — Яшка сплюнул, вытер нос рукавом. Снасть у меня есть. Лягвы, вьюнов наловим... Выползков захватим — там голавли еще водятся — и на две зари! Ночью костер запалим... Пойдешь? Володе стало необыкновенно весело, и он только теперь почувствовал, как хорошо выйти утром из дому. Как славно и легко дышится, как хочется побежать по этой мягкой дороге, помчаться во весь дух, подпрыгивая и взвизгивая от восторга! Что это так странно звякнуло там, сзади? Кто это вдруг, будто ударяя раз за разом по натянутой тугой струне, ясно и мелодически прокричал в лугах? Где это было с нимУ А может, и не было? Но почему же тогда так знакомо это ощущение восторга и счастья? Что это затрещало так громко в поле? Мотоцикл? Володя вопросительно посмотрел на Яшку. — Трактор! — ответил важно Яшка. — Трактор? Но почему же он трещит? — Это он заводится. Скоро заведется... Слушай. Во-во Слыхал? Загудел! Ну, теперь пойдет... Это Федя Костылев. Всю ночь пахал с фарами, чуток поспал и опять пошел... Володя посмотрел в ту сторону, откуда слышался гул трактора, и тотчас спросил: — Туманы у вас всегда такие? — Не... Когда чисто, а когда — попоздней, к сентябри поближе — глядишь, и инеем вдарит. А вообще в тумим рыба берет — успевай таскать! — А какая у вас рыба? — Рыба-то? Рыба всякая... И караси на плесах есть щука, ну, потом, эти... окунь, плотва, лещ... Еще линь. Знаешь линя? Как поросенок. То-олстый! Я сам первый раз поймал — рот разинул. — А много можно поймать? — Гм!.. Всяко бывает. Другой раз кило пять, а другой раз так, только кошке... — Что это свистит? — Володя остановился, поднял голову. — Это! Это ути летят... Чирочки. — Ага! Знаю... А это что? — Дрозды звенят. На рябину прилетели к тете Насте в огород. Ты дроздов-то ловил когда?
— Никогда не ловил. — У Мишки Каюнёнка сетка есть... Вот погоди, пойдем ловить. Они, дрозды-то, жаднющие. По полям стаями летают, червяков из-под трактора берут. Ты сетку растяни, зябины набросай, затаись и жди. Как налетят, так сразу штук пять под сетку полезут... Потешные они; не все, правда, но есть толковые... У меня один всю зиму жил, так по-всякому умел; и как паровоз, и как пила... Деревня скоро осталась позади. Бесконечно потянулся низкорослый овес, впереди еле проглядывала темная полоса леса. — Долго еще идти? — спрашивал Володя. — Скоро... Вот рядом. Пошли ходчее, — каждый раз отвечал Яшка. Вышли на бугор, свернули вправо, лощиной спустили вниз, перешли тропкой через льняное поле, и тут совсем неожиданно перед ними открылась река. Она была небольшая, густо поросла ракитником, ветлой по берегам, ясно звенела на перекатах и часто разливалась глубокими, мрачными омутами. Солнце наконец взошло; тонко заржала в лугах лошадь и как-то необыкновенно быстро посветлело, порозовело все вокруг; еще отчетливей стала видна седая роса на елках и кустах, а туман пришел в движение, поредел и стал не охотно открывать стога сена, темные на дымчатом фоно близкого теперь леса. Рыба гуляла. В омутах раздавались редкие тяжкие всплески, вода волновалась, прибрежная куга4 тихонько покачивалась. 4 Куга́ (или осо́ка) — болотное растение. Володя готов был хоть сейчас начать ловить, но Яшки шел все дальше берегом реки. Они почти по пояс вымоки в росе, когда наконец Яшка шепотом сказал: «Здесь!» и стал спускаться к воде. Нечаянно он оступился, влажные комья земли посыпались из-под его ног, и тотчас же, невидимые, закрякали утки, заплескали крыльями, взлетел и потянулись над рекой, пропадая в тумане. Яшка съежился и зашипел, как гусь. Володя облизнул пересохшие губы и спрыгнул вслед за Яшкой вниз. Оглядевшись, он поразился мрачности, которая царила в этом омуте. Пахло сыростью, глиной и тиной, вода была черная, ветлы в буйном росте почти закрыли все небо, и, несмотря на то что верхушки их уже порозовели от солнца, а сквозь туман было видно синее небо, здесь, у воды, было сыро, угрюмо и холодно.
|
|
|