|
|
|
П. П. Бажов
«Медной горы Хозяйка» БажовПошли раз двое наших заводских траву смотреть. А покосы у них дальние были. За Северушкой1 где-то. День праздничный был, и жарко — страсть. Парун2 чистый. И оба в горе робили3, на Гумешках4 то есть. Малахит- руду добывали, лазоревку тоже. Ну, когда и королёк5 с витком попадали и там протча, что подойдёт. 1 Северу́шка — приток реки Чусовой.
Один-то молодой парень был, неженатик, а уж в глазах у его зеленью отливать стало. Другой постарше. Этот и вовсе изробленный6. В глазах зелено, и щёки будто зеленью подёрнулись. И кашлял завсе7 тот человек. 6 Изро́бленный — инвалид.
В лесу-то хорошо. Пташки поют-радуются, от земли воспарение, дух лёгкий. Их, слышь-ко, и разморило. Дошли до Красногорского рудника. Там тогда железную руду добывали. Легли, значит, наши-то на травку под рябиной да сразу и уснули. Только вдруг молодой — ровно его кто под бок толкнул — проснулся. Глядит, а перед ним на грудке руды у большого камня женщина какая-то сидит. Спиной к парню, а по косе видать — девка. Коса ссизачёрная и не как у наших девок болтается, а ровно прилипла к спине. На конце ленты не то красные, не то зелёные. Сквозь светеют и тонко этак позванивают, будто листовая медь. Дивится парень на косу, а сам дальше примечает. Девка небольшого росту, из себя ладная и уж такое крутое колесо — на месте не посидит. Вперед наклонится, ровно у себя под ногами ищет, то опять назад откинется, на тот бок изогнётся, на другой. На ноги вскочит, руками замашет, потом опять наклонится. Одним словом, артуть- девка8. Слыхать — лопочет что-то, а по-каковски — неизвестно, и с кем говорит — не видно. Только смешком всё. Весело, видно, ей. 8 Арту́ть-де́вка — подвижная, быстрая. Парень хотел было слово молвить, вдруг его как по затылку стукнуло. — Мать ты моя, да ведь это сама Хозяйка! Её одёжа- то. Как я сразу не приметил? Отвела глаза косой-то своей. А одёжа, и верно, такая, что другой на свете не найдёшь. Из шёлкового, слышь-ко, малахиту платье. Сорт такой бывает. Камень, а на глаз, как шёлк, хоть рукой погладить. «Вот, — думает парень,—беда! Как бы только ноги унести, пока не заметила». От стариков он, вишь, слыхал, что Хозяйка эта — малахитница-то — любит над человеком мудровать. Только подумал так-то, она и оглянулась. Весело на парня глядит, зубы скалит и говорит шуткой: — Ты что же, Степан Петрович, на девичью красу даром глаза пялишь? За погляд-то ведь деньги берут. Иди-ка поближе. Поговорим маленько. Парень испужался, конечно, а виду не оказывает. Крепится. Хоть она и тайна сила, а всё ж таки девка. Ну, а он парень, ему, значит, и стыдно перед девкой обробеть. — Некогда, — говорит, — мне разговаривать. Без того проспали, а траву смотреть пошли. Она посмеивается, а потом и говорит: — Будет тебе наигрыш вести. Иди, говорю, дело есть. Ну, парень видит — делать нечего. Пошёл к ней, а она рукой маячит, обойди-де руду-то с другой стороны. Он и обошёл и видит — ящерок тут неисчисленно. И все, слышь-ко, разные. Одни, например, зелёные, другие голубые, которые в синь впадают, а то, как глина либо песок, с золотыми крапинками. Одни, как стекло либо слюда, блестят, а другие — как трава поблёклая, а которые опять узорами изукрашены. Девка смеётся. — Не расступи, — говорит, — моё войско, Степан Петрович. Ты вон какой большой да тяжёлый, а они у меня маленьки. — А сама ладошками схлопала, ящерки и разбежались, дорогу дали. Вот подошёл парень поближе, остановился, а она опять в ладошки схлопала да и говорит, и всё смехом: — Теперь тебе ступить некуда. Раздавишь мою слугу — беда будет. Он поглядел под ноги, а там и земли незнатно9. Все ящерки-то сбились в одно место — как пол узорчатый под ногами стал. Глядит Степан — батюшки, да ведь это руда медная! Всяких сортов и хорошо отшлифована. И слюдка тут же, и обманка, и блески всякие, кои на малахит походят. 9 Незна́тно — незаметно. — Ну, теперь признал меня, Степанушко? — спрашивает малахитница, а сама хохочет-заливается. Потом, мало погодя, и говорит: — Ты не пужайся. Худого тебе не сделаю. Парню забедно10 стало, что девка над ним насмехается да ещё слова такие говорит. Сильно он осердился, закричал даже: — Кого мне бояться, коли я в горе роблю!11 10 Забе́дно — обидно.
— Вот и ладно, — отвечает малахитница. — Мне как раз такого и надо, который никого не боится. Завтра, как в гору спускаться, будет тут ваш заводской приказчик, ты ему скажи, да смотри не забудь слов-то: «Хозяйка, мол, Медной горы заказывала тебе, душному козлу, чтобы ты с Красногорского рудника убирался. Ежели ещё будешь эту мою железную шапку ломать, так я тебе всю медь в Гумешках туда спущу, что никак её не добыть». Сказала это и прищурилась: — Понял ли, Степанушко? В горе, говоришь, робишь, никого не боишься? Вот и скажи приказчику, как я велела, а теперь иди да тому, который с тобой, ничего, смотри, не говори. Изробленный он человек, что его тревожить да в это дело впутывать. И так вон лазоревке сказала, чтоб она ему маленько пособила. И опять похлопала в ладошки, и все ящерки разбежались. Сама тоже на ноги вскочила, прихватилась рукой за камень, подскочила и тоже, как ящерка, побежала по камню-то. Вместо рук-ног — лапы у её зелёные стали, хвост высунулся, по хребтине до половины чёрная полоска, а голова человечья. Забежала за вершину, оглянулась и говорит: — Не забудь, Степанушко, как я говорила. Велела, мол, тебе, душному козлу, с Красногорки убираться. Сделаешь по-моему, замуж за тебя выйду! Парень даже сплюнул вгорячах: — Тьфу ты, погань какая! Чтоб я на ящерке женился? А она видит, как он плюётся, и хохочет. — Ладно, — кричит, — потом поговорим. Может, и надумаешь? И сейчас же за горку, только хвост зелёный мелькнул. Парень остался один. На руднике тихо. Слышно только, как за грудкой руды другой-то похрапывает. Разбудил его. Сходили на свои покосы, посмотрели траву, к вечеру домой воротились, а у Степана одно на уме: как ему быть? Сказать приказчику такие слова — дело не малое, а он ещё, и верно, душной был — гниль какая-то в нутре у него, сказывают, была. Не сказать — тоже боязно. Она ведь Хозяйка. Какую хошь руду может в обманку перекинуть. Выполняй тогда уроки-то. А хуже того, стыдно перед девкой хвастуном себя оказать. Думал-думал, насмелился: — Была не была, сделаю, как она велела. На другой день поутру, как у спускового барабана народ собрался, приказчик заводской подошёл. Все, конечно, шапки сняли, молчат, а Степан подходит и говорит: — Видел я вечор Хозяйку Медной горы, и заказывала она тебе сказать. Велит она тебе, душному козлу, с Красногорки убираться. Ежели ты ей эту железную шапку спортишь, так она всю медь на Гумешках туда спустит, что никому не добыть. У приказчика даже усы затряслись. — Ты что это? Пьяный али ума решился? Какая хозяйка? Кому ты такие слова говоришь? Да я тебя в горе сгною! — Воля твоя, — говорит Степан, — а только так мне велено. — Выпороть его, — кричит приказчик, — да спустить в гору и в забое приковать! А чтоб не издох, давать ему собачьей овсянки и уроки спрашивать без поблажки. Чуть что — драть нещадно! Ну, конечно, выпороли парня и в гору. Надзиратель рудничный — тоже собака не последняя — отвел ему забой хуже некуда. И мокро тут, и руды доброй нет, давно бы бросить надо. Тут и приковали Степана на длинную цепь, чтобы, значит, работать можно было. Известно, какое время было,—крепость12. Всяко галились13 над человеком. Надзиратель ещё и говорит: 12 Кре́пость — крепостное право, крепостничество.
— Прохладись тут маленько. А уроку с тебя будет чистым малахитом столько-то, — и назначил вовсе несообразно. Делать нечего. Как отошёл надзиратель, стал Степан каёлкой14 помахивать, а парень всё-таки проворный был. Глядит — ладно ведь. Так малахит и сыплется, ровно кто его руками подбрасывает. И вода куда-то ушла из забоя. Сухо стало. 14 Каёлка — инструмент для отбивания руды. «Вот, — думает, — хорошо-то. Вспомнила, видно, обо мне Хозяйка». Только подумал, вдруг звосияло15. Глядит, а Хозяйка тут, перед ним. 15 Звосия́ло — сверкнуло. — Молодец, — говорит, — Степан Петрович. Можно чести приписать. Не испужался душного козла. Хорошо ему сказал. Пойдём, видно, моё приданое смотреть. Я тоже от своего слова не отпорна. А сама принахмурилась, ровно ей это нехорошо. Схлопала в ладошки, ящерки набежали, со Степана цепь сняли, а Хозяйка им распорядок дала: — Урок тут наломайте вдвое. И чтобы наотбор малахит был, шёлкового сорту. — Потом Степану говорит: — Ну, женишок, пойдём смотреть моё приданое.
|
|
|