|
|
|
|
|
С. Я. Маршак
Двенадцать месяцев (окончание)Входит Падчерица. Платок её весь засыпан снегом. Она снимает платок и стряхивает, потом подходит к печке и греет руки. Старуха. Что, на дворе метёт? Падчерица. Так метёт, что ни земли, ни неба не видать. Словно по облакам идёшь. Еле до дому добралась. Старуха. На то и зима, чтобы метель мела. Падчерица. Нет, такой вьюги за целый год не было, да и не будет. Дочка. А ты почём знаешь, что не будет? Падчерица. Да ведь нынче последний день в году! Дочка. Вон как! Видно, не очень замёрзла, если загадки загадываешь. Ну что, обогрелась? Надо тебе ещё кое-куда сбегать. Падчерица. Куда же это, далеко? Старуха. Не так уж близко, да и не далеко. Дочка. В лес! Падчерица. В лес? Зачем? Я хворосту много привезла, на неделю хватит. Дочка. Да не за хворостом, а за подснежниками! Падчерица (смеясь). Вот разве что за подснежниками — в такую вьюгу! А я-то сразу и не поняла, что ты шутишь. Испугалась. Нынче и пропасть немудрено — так и кружит, так и валит с ног. Дочка. А я не шучу. Ты что, про указ не слыхала? Падчерица. Нет. Дочка. Ничего-то ты не слышишь, ничего не знаешь. По всему городу про это говорят. Тому, кто нынче подснежников наберет, королева целую корзину золота даст, шубку на седой лисе пожалует и в своих санях кататься позволит. Падчерица. Да какие же теперь подснежники — ведь зима... Старуха. Весной-то за подснежники не золотом платят, а медью! Дочка. Ну, что там разговаривать! Вот тебе корзинка. Падчерица (смотрит в окно). Темнеет уж... Старуха. А ты бы ещё дольше за хворостом ходила — так и совсем бы темно стало. Падчерица. Может, завтра с утра пойти? Я пораньше встану, чуть рассветёт. Дочка. Тоже придумала — с утра! А если ты до вечера цветов не найдёшь? Так и станут нас с тобой во дворце дожидаться. Ведь цветы-то к празднику нужны. Падчерица. Никогда не слыхала, чтобы зимой цветы в лесу росли... Да разве разглядишь что в такую темень? Дочка (жуя пирожок). А ты пониже наклоняйся да получше гляди. Падчерица. Не пойду я! Дочка. Как это — не пойдёшь? Падчерица. Неужели вам меня совсем-совсем не жалко? Не вернуться мне из лесу. Дочка. А что же — мне вместо тебя в лес идти? Падчерица (опустив голову). Да ведь не мне золото нужно. Старуха. Понятно, тебе ничего не нужно. У тебя всё есть, а чего нет, то у мачехи да у сестры найдётся! Дочка. Она у нас богатая, от целой корзины золота отказывается! Ну, пойдёшь или не пойдёшь? Отвечай прямо — не пойдёшь? Где моя шубейка? (Со слезами в голосе.) Пусть она здесь у печки греется, пироги ест, а я до полуночи по лесу ходить буду, в сугробах вязнуть... (Срывает с крючка шубку и бежит к дверям.) Старуха (хватает её за полу). Ты куда? Кто тебе позволил? Садись на место, глупая! (Падчерице.) А ты — платок на голову, корзину в руки и ступай. Да смотри у меня: если узнаю, что ты у соседей где- нибудь просидела, в дом не пущу — замерзай на дворе! Дочка. Иди и без подснежников не возвращайся! Падчерица закутывается в платок, берёт корзинку и уходит. Молчание. Старуха (оглянувшись на дверь). И дверь-то за собой как следует не прихлопнула. Дует как! Прикрой дверь хорошенько, доченька, и собирай на стол. Ужинать пора. Лес. На землю падают крупные хлопья снега. Густые сумерки. Падчерица пробирается через глубокие сугробы. Кутается в рваный платок. Дует на замёрзшие руки. В лесу всё больше и больше темнеет. С верхушки дерева шумно падает ком снега. Падчерица (вздрагивает). Ох, кто там? (Оглядывается.) Снеговая шапка упала, а мне уж почудилось, будто на меня кто с дерева прыгнул... А кому быть здесь в такую пору? Звери и те по своим норам попрятались. Одна я в лесу... (Пробирается дальше. Спотыкается, запутывается в буреломе, останавливается.) Не пойду дальше. Тут и останусь. Всё равно, где замерзать. (Садится на поваленное дерево.) Темно-то как! Рук своих не разглядишь. И не знаю, куда я зашла. Ни вперёд, ни назад дороги не найти. Вот и пришла моя смерть. Мало я хорошего в жизни видела, а всё-таки страшно помирать... Разве закричать, на помощь позвать? Может, услышит кто — лесник, или дровосек запоздалый, или охотник какой? Ау! Помогите! Ау! Нет, никто не отзывается. Что же мне делать? Так и сидеть здесь, покуда конец не придёт? А ну как волки набегут? Ведь они издали человека чуют. Вон там хрустнуло что-то, будто крадётся кто. Ой, боюсь! (Подходит к дереву, смотрит на толстые, узловатые, покрытые снегом ветви.) Взобраться, что ли? Там они меня не достанут. (Взбирается на одну из ветвей и усаживается в развилине. Начинает дремать.) На дереве появляется Белка и сбрасывает на Падчерицу шишку. Белка. Не спи — замёрзнешь! Падчерица. Что такое? Кто это сказал? Кто здесь, кто? Нет, видно, послышалось мне. Просто шишка с дерева упала и разбудила меня. А мне что-то хорошее приснилось, и теплее даже стало. Что же это мне приснилось? Не вспомнишь сразу. Ах, вон оно что! Будто мать моя по дому с лампой идёт и огонёк прямо мне в глаза светит. (Поднимает голову, стряхивает рукой снег с ресниц.) А ведь и правда что-то светится — вон там, далеко... А вдруг это волчьи глаза? Да нет, волчьи глаза зелёные, а это золотой огонёк. Так и дрожит, так и мерцает, будто звёздочка в ветвях запуталась... Побегу! (Соскакивает с ветки.) Всё ещё светится. Может, тут и в самом деле избушка лесника недалеко или дровосеки огонь развёли. Идти надо. Надо идти. Ох, ноги не идут, окоченели совсем! (Идёт с трудом, проваливаясь в сугробы, перебираясь через бурелом и поваленные стволы.) Только бы огонёк не погас!.. Нет, он не гаснет, он всё ярче горит. И дымком тёплым как будто запахло. Неужто костёр? Так и есть. Чудится мне или нет, а слышу я, как хворост на огне потрескивает. (Идёт дальше, раздвигая и приподнимая лапы густых высоких елей.) Всё светлее и светлее становится вокруг. Красноватые отблески перебегают по снегу, по ветвям. И вдруг перед Падчерицей открывается небольшая круглая поляна, посреди которой жарко пылает высокий костёр. Вокруг костра сидят люди, кто поближе к огню, кто подальше. Их двенадцать: трое старых, трое пожи- лых, трое молодых, а последние трое — совсем ещё юноши. Молодые сидят у самого огня, старики — поодаль. На двух стариках белые длинные шубы, мохнатые белые шапки, на третьем — белая шуба с чёрными полосами и на шапке чёрная опушка. Один из пожилых — в золотисто-красной, другой — в ржаво-коричневой, третий — в бурой одежде. Остальные шестеро — в зелёных, разного оттенка кафтанах, расшитых цветными узорами. У одного из юношей поверх зелёного кафтана шубка внакидку, у другого — шубка на одном плече. Падчерица останавливается между двух ёлок и, не решаясь выйти на поляну, прислушивается к тому, о чём говорят двенадцать братьев, сидящих у костра.
Январь (бросая в огонь охапку хвороста). Гори, гори ярче —
Все месяцы. Гори, гори ясно,
Июнь. Гори, гори с треском!
Май. Пусть несут в колоду
Июль. Пусть в полях пшеница
Все месяцы. Гори, гори ясно,
Падчерица сначала не решается выйти на поляну, потом, набравшись смелости, медленно выходит из-за деревьев. Двенадцать братьев, замолчав, поворачиваются к ней.
|
|
|