|
|
|
Андрей Платонович Платонов
В прекрасном и яростном мире. Часть 3Мальцева отдали под суд, и началось следствие. Меня вызвал следователь и спросил, что я думаю о происшествии с курьерским поездом. Я ответил, что думал, — что Мальцев не виноват. — Он ослеп от близкого разряда, от удара молнии, сказал я следователю. — Он был контужен, и нервы, котовые управляют зрением, были у него повреждены... Я не знаю, как это нужно сказать точно. — Я вас понимаю, — произнес следователь, вы говорите точно. Это все возможно, но недостоверно. Ведь сам Мальцев показал, что он молнии не видел. — А я ее видел, и смазчик ее тоже видел. — Значит, молния ударила ближе к вам, чем к Мальцеву, — рассуждал следователь. — Почему же вы и смазчик не контужены, не ослепли, а машинист Мальцев получил контузию зрительных нервов и ослеп? Как вы думаете? Я стал в тупик, а затем задумался. — Молнию Мальцев увидеть не мог, сказал я. Следователь удивленно слушал меня. — Он увидеть ее не мог. Он ослеп мгновенно — от удара электромагнитной волны, которая идет впереди света Молнии. Свет молнии есть последствие разряда, а не причина молнии. Мальцев был уже слепой, когда молния защитилась, а слепой не мог увидеть света. — Интересно, — улыбнулся следователь. — Я бы прекратил дело Мальцева, если бы он и сейчас был слепым. Но вы же знаете, теперь он видит так же, как мы с вами. — Видит, — подтвердил я. — Был ли он слепым, — продолжал следователь, — когда на огромной скорости вел курьерский поезд в хвост товарному поезду? — Был, — подтвердил я. Следователь внимательно посмотрел на меня. — Почему же он не передал управление паровозом вам или по крайней мере не приказал вам остановить состав? — Не знаю, — сказал я. — Вот видите, — говорил следователь. — Взрослый сознательный человек управляет паровозом курьерского поезда, везет на верную гибель сотни людей, случайно избегает катастрофы, а потом оправдывается тем, что он был слеп. Что это такое? — Но ведь он и сам бы погиб! — говорю я. — Вероятно. Однако меня больше интересует жизнь сотен людей, чем жизнь одного человека. Может быть, у него были свои причины погибнуть. — Не было, — сказал я. Следователь стал равнодушен; он уже заскучал от меня как от глупца. — Вы все знаете, кроме главного, — в медленном размышлении сказал он. — Вы можете идти. От следователя я пошел на квартиру Мальцева. — Александр Васильевич, — сказал я ему, — почему вы не позвали меня на помощь, когда ослепли? — А я видел, ответил он. — Зачем ты нужен мне был? — Что вы видели? — Всё: линию, сигналы, пшеницу в степи, работу правой машины — я все видел... Я озадачился. — А как же так у вас вышло? Вы проехали все предупреждения, вы шли прямо в хвост другому составу... Бывший механик первого класса грустно задумадсм и тихо ответил мне, как самому себе: — Я привык видеть свет, и я думал, что вижу его, и я видел его тогда только в своем уме, в воображении. На самом деле я был слепой, но я этого не знал... Я и в петарды не поверил, хотя и услышал их: я подумал, что ослышался. А когда ты дал гудки остановки и закричал мне, я видел впереди зеленый сигнал, я сразу не догадался. Теперь я понял Мальцева, но не знал, почему он не скажет о том следователю, — о том, что, после того как он ослеп, он еще долго видел мир в своем воображении и верил в его действительность. И я спросил об этом Александра Васильевича. А я ему говорил, — ответил Мальцев. — А он что? — «Это, говорит, ваше воображение было; может, вы и сейчас воображаете что-нибудь, я не знаю. Мне, говорит, нужно установить факты, а не ваше воображение или мнительность. Ваше воображение — было оно или нет — я проверить не могу, оно было лишь у вас в голове; это ваши слова, а крушение, которое чуть-чуть не произошло, — это действие». — Он прав, — сказал я. — Нрав, я сам знаю, — согласился машинист. — И я тоже прав, а не виноват. Что же теперь будет? — В тюрьме сидеть будешь, — сообщил я ему.
|
|
|