|
|
|
Ю. Азаров
Апрель 1682 года (страница 2)Отрывок из романа «Печора» В классе стояла тишина. - Часть вторая, - продолжал Саша. - Пусть Валерка прочтет дальше, он больше над второй частью корпел. - Погоди, - попросил я. Что-то подсказывало повременить. Поразмыслить. В классе стояла тишина. Никто не решался повернуть выключатель. Будто рядом витала святая тень протопопа и его мятежных союзников. Приобщение к великому их духу состоялось. Кто-то должен был нарушить эту трепетную напряженность. - Это необыкновенно по чистоте своей, - сказал я. - Но вот этот эпизод с белым вином.... - Вы думаете, кощунство? - вскипел вдруг Саша. - Нет и нет. Но какая мысль? А это характерно. И дело не в том, что распоп Лазарь любил выпить, К нему даже жена приехала в Пустозерск. На последние гроши она покупала спиртное и через подкупленных стражников переправляла вино в острог. И Аввакум прощал Лазарю, потому что тут тоже великая мысль. Человек - не Господь Бог. Он грешен. Но силен раскаянием своим, жаждой очиститься. И Лазарю прощал суровый протопоп его слабости. Научился прощать - и в этом его величие. - Нет, ты о другом, о самом главном скажи, - перебил товарища Чернов. - А самое главное тут вот что, - продолжал Саша. - Цари и военачальники боялись праведников. Лешуков ведет себя точь-в-точь, как вел себя Алексей Михайлович. Царь любил Аввакума. Он и сам бы не прочь стать таким справедливцем. Но у него другое назначение. Он должен казнить. Он глава полицейского государства. И будь он семи пядей во лбу, а все равно он должен сжигать, распинать, вешать всех, кто правдой воду мутит в его государстве. Был такой эпизод однажды. Дементий Баш- мачкин, полупалач, полудьяк страшного Приказа тайных дел, после долгих пыток и истязаний подошел к Аввакуму и ни с того ни с сего сказал: - Протопоп, велел тебе государь наш Алексей Михайлович передать: «Не бойся никого, надейся на меня». Изумили эти слова протопопа, который уже и сана-то священного был лишен. Только недавно в Успенском соборе срезали протопопу бороду, оборвали, как собаке, волосы на голове, отлучили от церкви, и он проклял отлучивших. Духовная казнь сопровождалась муками физическими. Накинулись на Аввакума церковники, сторонники Никона, избили непокорного протопопа. Трижды терял сознание Аввакум, трижды его холодной водой обливали, на ноги ставили и снова били и таскали по полу... И вдруг тайный палач говорит такое Аввакуму. Глазам и ушам своим не верит Аввакум. Переспрашивает он Башмачкина: - Что же, так и сказал державный свет наш царь-государь и великий князь? - Приказано тебе памятовать, что царь-государь всегда тебе на помощь придет. Поклонился Аввакум Башмачкину. - Передай, говорит, батюшке, прославленному царю нашему, что достоин я, окаянный, грехов ради своих темницы суровой, казней лютых. Только просьба одна: пусть позаботится он, святая душа, о чадах моих, о жене моей, о страдающих всея Великия и Малыя и Белыя Руси. - Передам, передам, - отвечал Дементий шепотом, спускаясь тайным ходом к Москве-реке. - И вот здесь-то интересно, - продолжал Саша. - Аввакум в «Житии» все время подчеркивает к себе доброе отношение царя. Он говорит, например: «Братию казня, а меня не казня сослали». И такую страшную казнь чинят на глазах у Аввакума. «Лазарю, - рассказывает Аввакум, - взяли да выковыряли весь язык из горла. Мало крови пошло, а потом и совсем перестало. Он же и стал говорить без языка. Потом велели ему положить правую руку на плаху, по запястье отсекли, и рука, отсеченная, на земле лежа, сложила сама персты по преданию и долго лежала перед всеми: исповедала, бедная, и по смерти знамение спасителево неизменно... Я на третий день сам рукой во рту у Лазаря, рассказывает Аввакум, щупал и гладил - нет языка, а не болит...» В знак протеста объявил Аввакум голодовку, десять дней не ел, да товарищи велели принимать пищу. А однажды к его темнице подъехал сам царь. Расспрашивал у стражников, как ведет себя протопоп. Посочувствовал, а не зашел к Аввакуму. И протопоп по этому поводу скажет в своем «Житии»: «Жаль ему меня было». - Как же это понять? - спрашиваю я. - Невероятно, - шепчет Оля. - А разве у Пушкина с царем не так было? - сказал Саша. - Сравнил! - Разницы никакой. Поэт только тогда поэт, когда он пророк. А протопоп и есть настоящий ПРОРОК!
|
|
|